Прекрасное описание холодца, прочитал сегодня у gilliland. Прямо хочу холодца теперь :)
1. Холодец – квинтэссенция ( вытяжка в прямом и переносном смыслах) еды. Полное и окончательное воплощение идеи утилизации, поглощения, пожирания. Маски сброшены! Всё, что только возможно, будет нарублено, выварено, сдобрено, обсосано, выбито и сожрано. Всё!
Можно притворяться существом разумным и одухотворённым, деликатно подбирая с тарелок спаржу или нарезая пармскую ветчину. Можно, намазывая на бисквиты джем из айвы, разливая тягучий кофий в тонкие чашечки, и ломая бледной рукой пирожные, слушать “Элегию” Масне. Можно хрустеть малосольным огурцом, уминая толкушкой картофель с салом, хрипло хохотать над кастрюлей с бараниной в луковой подливе и быть при этом хрупкой девочкой семи с половиной лет. Но готовить и есть холодец можно только в невесёлой, скажем прямо, тишине, отказавшись в этот момент от своего имени, образования и, возможно, профессиональной ориентации.
Холодец лишает человека самоидентификации, растворяет человеческое сознание. Невозможно, например, есть холодец и говорить лёгкие приятные вещи. Невозможно делать полные игривости комплементы женщине. Невозможно быть либералом и есть при этом студень. Я пробовал – невозможно это. Вот занимать какие-то совершенно крайние позиции, стучать кулаком по клеёнке перед собеседником и задевать головой болтащуюся лампочку – это органично, но в конце мероприятия. В галстуке нельзя есть холодец. Немыслимо его есть в рубашке и штанах. Такое лицемерие начинается, когда к холодцу выходит люди в штанах с отглаженными стрелками. Если выйдут, то посмотрят руг на друга, сморщатся и разойдутся, махнув друг на друга рукой. “Что мы за мудаки-то такие?!” – только полуспросит вошедший последним. Есть студень надо в специальной одежде. Радикалы едят его в трусах. Я ем в тренировочных штанах. Есть на перефирии энтузиасты, которые пробуют есть холодец чуть ли не в кальсонах. Не знаю, на знаю.. Всё ж перебор, думаю. Объединяет всех едаков, конечно, майка. Она может быть некоторое время белой, а потом уже всё равно.
Холодец едят угрюмо, на аскетическом кухонном столе только горчица-верная подруга, хрен-стоялый часовой, бутылка с вкусной и питательной водкой. Всё. Перед столом – окно. За окном – утро или ночь, неважно. Главное – труба там есть от ТЭЦ. Направо от стола с холодцом долна быть не очень чистая газовая плита со следами борьбы. Налево от холодца должна быть необъятная женская задница в халате. На неё следует смотреть сурово, изподлобья, уверенно. Все же понимают последовательность шагов, никто ( и в первую голову, задница) не сомневается, чем всё закончится, каким процессом?! Человек, употребляющий студень, способен на многое. Он может бежать по тайге под низкий лай овчарок, может свернуть водопроводный кран двумя пальцами, предварительно ими же высморкавшись. Он может взглядом заставить соседку раздеться, лечь, встать, принести пива, поплясать перед дверным глазком, получить по роже и радоваться новой встрече. При этом ещё полчаса назад этот человек был кандидатом исторических наук и писал про Руссо. “Слышь, эта…,ты нормально вобщем-то всё тут так наебенила…” – единственная похвала от кандидата исторических наук, допустимая в подобной обстановке.
(с) Гиллиланд